Живые и мертвые

21 февраля 1964 года, в канун дня Советской Армии на экраны страны вышел фильм Александра Столпера "Живые и мертвые". Несмотря на свой не самый привлекательный для кинозрителя формат - более трех часов двухсерийного черно-белого кино, картина стала лидером проката: в том году ее посмотрели 41,5 миллион зрителей. По воспоминаниям очевидцев, у касс кинотеатров был ажиотаж, приходилось стоять за "бронью", а мальчишки сбегали с уроков, поскольку на вечерние сеансы билеты достать было трудно.

Тема картины обзначается ясно с первого кадра, когда голос от автора произносит: "О сорок первом - страшном и героическом годе". Но не просто фильмом о войне стала картина, а фильмом нового поколения военных лент в ряду других несомненных шедевров, таких как "Летят журавли" Михаила Калатозова и "Баллада о солдате" Григория Чухрая. Эти произведения резко отличаются от глянцевых картин конца 40-х - начала 50-х ("Падение Берлина" М.Чаурели, "Сталинградская битва" В.Петрова) своей попыткой сказать правду о совсем еще недавней истории. Одновременно, новые ленты фактически стали началом линии реалистичного кино, в котором на первый план выступала не обезличенная победа "под мудрым руководством вождя народов", а образы и психология героев, обычных на первый взгляд людей, которые, разделенные волею судеб на живых и мертвых, сделали эту победу возможной. Видимо, именно по этой причине непосредственные участники того времени - ветераны - также признавали фильм Столпера одним из лучших произведений на военную тему.

На первый взгляд (да и на второй тоже), в картине на самом высоком уровне находится все: сильная режиссерская и операторская работы, прекрасный сценарий (за основу была взята одноименная трилогия Константина Симонова, который стал автором сценария), великолепный "звездный" ансамбль актеров. Благодаря столь удивительно удачному сочетанию на протяжении всех 190 минут фильм смотрится, что называется, "на одном дыхании". Говоря современным языком, каждый кадр насыщен полезной и качественной информацией до предела, её доносит до зрителя не только само происходящее на экране, но каждый жест, каждая интонация реплик героев. Хочется особенно отметить, что в картине нет музыки, если, конечно, не считать всерьез за таковую мелодию позывных радио "Широка страна моя родная". Этот факт, как правило, многими зрителями просто не замечается, настолько увлекает само действо на экране.

Повествование начинается в первый день войны и охватывает период событий до ноября-декабря 1941, первого поражения немецких войск под Москвой. Но до этой очень важной победы перед зрителем на экране проходит катастрофа первых недель войны, когда настроение людей разнилось от отчаяния до самопожертвования, от животного страха за собственную жизнь до высокой ответственности за жизни подчиненных. Колесо судьбы оставляет на своем пути глубокую черную борозду, которая всего через несколько часов разделит ничего не подозревающих пока людей на живых и мертвых, и этот неотвратимый ход мы наблюдаем на протяжении всего фильма. "Разве забыть, как после двух с половиной часов боя из сорока двух человек осталось тринадцать?" - вспоминал впоследствии Анатолий Папанов, исполнитель одной из главных ролей - комбрига Серпилина.

Сколько шагов может отделять человека от смерти? Попутчик Синцова ловит на шоссе грузовик и просит отойти его метров на двести. Когда тот останавливает машину, Иван, будучи еще совсем недалеко, бежит обратно. Рев моторов пикирующего бомбардировщика врывается в ход событий: успеть бы залечь - через мгновение следует взрыв... Гулкий стук в наступившей тишине - это катится по избитой дороге колесо. Синцов поднимается с земли, бежит к тому месту, где еще мгновение назад стоял грузовик, но находит лишь горящий остов у глубокой воронки.

Однажды мой знакомый, участник еще недавних приднестровских событий начала 90-х, пытался передать свои ощущения от войны. "Представь", - он показывал рукой на узкую длинную улицу, в сквере у начала которой мы сидели - "Представь, что на том конце идет БТР и отделение пехоты. У тебя тоже отделение. Что ты будешь делать?" У меня не было готового ответа на этот вопрос, поэтому подполковник продолжал: "Двоих, максимум - троих ты посылаешь на последний этаж вот того дома в полусотне метров от нас, а сам с оставшимися укрываешься здесь. Когда БТР подойдет к дому с засадой, ты открываешь огонь на поражение по идущим солдатам. Ребята не мешкая должны бросить сверху пару гранат, стараясь обездвижить технику. Если все сделаете быстро и очень повезет, то обойдетесь без потерь..." Последовала пауза. "А теперь представь, что это ты сам лежишь в засаде на четвертом этаже. Засевших у дома товарищей успели обнаружить и, в лучшем случае, рассеять, начав затем преследовать, а то и просто расстрелять из крупнокалиберного пулемета раньше, чем БТР поравнялся с вашим домом. Враг - не дурак, он знает, что если засада была внизу, значит наверху сидите и вы. БТР останавливается не доехав, а остатки отделения начинают осторожно обследовать дом. И ты понимаешь, что шансов у тебя не просто мало, а практически нет. И тогда больше всего на свете тебе захочется слиться с этим покрытым опавшей известкой и кусками штукатурки паркетом, хочется вжаться в него так, чтобы стать незаметным глазу рыскающих волков, стать его частью... доской, стружкой, пылью, дерьмом... Хочется выжить..."

Вжимающийся в асфальт Синцов тоже хотел выжить. У него просто не было времени на то, чтобы спрыгнуть на обочину. В такие моменты думают не о высоком долге, а действуют инстинктивно в соответствии с навыком, привитым многократно выполненной на учебе командой старшины "Ложись!" Так же поступил оставшийся неизвестным попутчик. Но полсотни метров разделили их на живого и мертвого.

В кадре Синцов: "Я видел за эти дни столько, сколько не видел за всю свою жизнь..."

Как и подобает реалистичному произведению, символизм уступает свое место многоходовой и многофигурной композиции, каждый персонаж которой, даже эпизодический, имеет свой характер и судьбу, старательно срисованные с натуры руками создателей фильма. И в этом отношении изложение близко по характеру и философии к произведениям Толстого. Круг характеров персонажей очень широк: от приспособленцев и откровенных подлецов до мужественных и честных людей, не боящихся взять на себя ответственность за свои действия, для которых предписание, пусть даже и военного времени - не последний закон. Именно эти люди, оказавшиеся в экстремальной ситуации, когда близость смерти способна проверить человека до самых его основ, а не героические атаки и батальные сцены являются центром внимания авторов.

Эти люди проходят на экране чередой. Батальонный комиссар, редактор военной газеты, который не знает местоположения частей, чтобы ее доставить, и потому посылает своих корреспондентов с отпечатанным тиражом наудачу, не скрывает своего отношения к происходящему: "Если бы не думали и не гадали.. А то ведь и думали, и гадали, а на поверку вот оно как получилось". Командир взвода с остатками солдат только что после боя, в отчаянии вздымающий свою винтовку: "Что с ней против танков-то сделаешь?!" Генерал-лейтенант Козырев, оставшийся в душе все тем же старшим лейтенантом, сбитый в неравном воздушном бою и умирающий в дымном лесу переполненным тоской оттого, что он уже никогда не узнает, как все будет дальше. Капитан Иванов (в исполнении Олега Ефремова), сколачивающий из бродящих по лесам групп новый батальон, говорит: "На моей фамилии вся Россия держится". Журналист Мишка, смертельно раненый, из последних сил уничтожающий сделанные им записи и засвечивающий негативы. Пятеро солдат с одним противотанковым орудием и одним же снарядом, отступающих по лесам из-под самого Бреста. Военврач Овсянникова, после вопроса Серпилина: "Вы что, хирург?", быстро преодолевает смущение: "Я закончила зубоврачебный институт... Но других все равно нет". Полковник Баранов, ищущий оправдания своему малодушию и бесчестию, но в итоге, будучи разжалованным в рядовые, пускает себе пулю в висок так и не найдя выхода между своим страхом как к врагам, так и к своим. Лейтенант-замполит Крутиков (в исполнении Олега Табакова), за пренебрежительным отношениям к людям скрывающий собственный страх ответственности, обращается с приказом к своему ординарцу: "Евстигнеев!" - "Ефремов я" - "Ну, Ефремов...". Сотрудник редакции, Люсин, довольный своей расчетливостью ("сначала просидел в одной дивизии и угадал - она Ельню первой и взяла: командиру звание, а мне медаль"), который между риском оказаться задержанным на пять суток и подлостью выбирает второе. Московский сосед, ветеран, недоумевающий: "Да я бы на одной осьмушке, на баланде, как в гражданскую жил, только бы у Красной Армии все было... Так почему нам не сказали по совести?". Генерал Серпилин, попавший в маховик репрессий, восстановленный в партии, должности и звании после четырех лет заключения: "Умереть у всех на глазах я не боюсь... Я без вести пропасть не имею права".

Тема партии проходит нитью через весь фильм. Однако, если сравнить с более поздними фильмами, где подчеркивается ее "руководящая и направляющая" роль, там она подается абстрактно и надсюжетно: мол, народ у нас и так сознательный воевал, а потому идеологическая работа на местах практически не нужна была. О роли партии говорилось с одной стороны много, а с другой - ничего конкретного, поэтому те реальные подвиги политработников, которые имели место, остались безызвестными (кому говорят такие фамилии политруков Василия Клочкова и Александра Панкратова, батальонного комиссара Михаила Ююкина?). В "Живых и мертвых" впервые была сделана попытка показать ту меру ответственности и ту нагрузку, которая выпала на долю комиссаров, показать не на плакатах, а в окопах, на передовой. Примечательный эпизод в фильме: коммунистический батальон народного ополчения формируется в Москве и готовится к отправке на передовую, чтобы через несколько часов оказаться в пекле боя. На команду: "Добровольцы, три шага вперед!" отвечают большинство, но не все. Что же тогда могло происходить в тех подразделениях, где коммунистом был один политрук, при потере управления?

Ключевым моментом в фильме я бы назвал короткую встречу Серпилина со вдовой застрелившегося полковника Баранова, причастного, как выясняется из предшествующего разговора генерала с женой, к его аресту. На вопрос о подробностях гибели мужа Серпилин, вначале намеревавшийся сказать всю правду, меняет свое решение. Он проявляет великодушие, делающее ему честь, понимая, что возмездие уже не достигнет подлеца, но больно ударит по его семье, по 18-летнему сыну, который добровольцем ушел на фронт. Серпилин прощает ему свои 4 года заключения, вычеркивая их, как он говорит, из памяти, чтобы не стали помехой в дальнейшей жизни неверие и озлобленность к людям, помехой в его службе и главной цели - победе. А до победы остается еще несколько минут фильма и три с половиной года войны...

Сергей Тарасов, май-июнь 2005 г.