Лампа Алладина или тысяча первая битва Джиннов с Ифритами

| рубрика: Заметки | автор: st
Метки: ,

Небольшая ненаучная рецензия на книгу "Лестница в небо".

Страстишки, страсти всевозможных рангов
Различных мастей и масштабов разных
Владеют нашей бренною душой
Но сумма всех их меньше той, одной.
Есть суперстрасть
Есть суперстрасть
Есть суперстрасть
Она зовётся - власть.
Румяное, морщинистое личико,
В руках вязанье, букли с сединой.
Кокетливая бабушка-политика
Желанней многим барышни иной.

(песня из к/ф «Трест который лопнул»)

Вместо предисловия

Я долго думал, как правильно было бы писать рецензию на книгу М. Хазина и С. Щеглова «Лестница в небо». Авторы — известные люди, эрудированные, с практическим опытом, вполне способны к созданию собственных миров. Выход нашелся. Представим себе книгу, не претендующую на строгость научного изложения, несколько провокационную авансовую популяризацию еще не оформленной теории для русскоязычного читателя, и попытаемся высказать пожелания по изложению и развитию заложенных в ней идей.

На что больше всего похожа «Лестница»? Мне показалось, что на бестселлер Д. Карнеги «Как завоёвывать друзей и оказывать влияние на людей». В 1990-х годах этой книгой пытались переформатировать матрицу социальных отношений в России. Попытка не удалась, почва не дала всходов, получилось, как в анекдоте «Что ни собирай — пулемет получится». Оказавшись в условиях относительной индивидуальной свободы, но столкнувшись с препятствиями, элиты предпочли воспроизводить знакомую иерархию подчинения с делегированием ей своей ответственности. Люди снова оказались в более привычной реальности уменьшенной копии «Совка», но архаизированного и без какой-либо понятной миру идеологии. Поэтому «Лестница» весьма современна, хотя и локальна по аудитории. Например, для меня уже более 15 лет живущего в Европе, первые 150 страниц вплоть до вывода на сцену олигархий казались описанием параллельных миров.

Немного методологического занудства

Начну с занудства общего характера. Научность книги определяется не списком ссылок на использованную литературу (хотя без такового она научной точно не является), но, прежде всего, наличием рецензентов из числа действующих ученых. Желательно из той же области, но, за неимением, можно из смежной. У такой системы есть свои недостатки, но лучшей пока не придумано, и принципиальная возможность опровержения теории является необходимым признаком её отнесения к научным.

Уважаемые авторы, возможно, сами того не желая, загоняют себя в положение не раз упомянутого в тексте Чарльза Миллса. Отсутствие широкого признания «объясняется» заговором «научной мафии», дирижируемой правящими элитами. Более того, в книге прозрачно намекается на физическое устранение Миллса посредством инфаркта. Конечно, для рядового читателя эта версия весьма интересна. Однако Миллс, маргинал, «левак» и «фрик», в период разгула маккартизма, опубликовал свои труды «White Collar» в 1951 и «The Power Elite» в 1956 (очень быстро переведенной и изданной в 1959 году в СССР), а покинул мир хоть и 45-летним, но только в 1962 и после четвертого (!) в своей жизни инфаркта. Ну, вот так непрофессионально его устраняли, много лет и с нескольких попыток.

Труды Миллса не заканчиваются в 1956. Выходят новые, весьма провокационные работы откровенно левого толка «Причины третьей мировой войны» (The Causes of World War Three, 1958), «Слушайте, янки» (Listen, Yankee, 1960, о революции на Кубе) и «Марксист» (The Marxists, 1962). Возможно, сказывается «тлетворное влияние Европы»: в 1956-57 гг Миллс со своей второй женой и детьми живут в Дании.

Вспоминаю об этом не ради пустой полемики. В отличие от общедоступных научных работ самого Миллса, «теория» его организованной травли и устранения не может быть опровергнута в принципе, как и «американцы не были на Луне». Документы преследования Вавилова властями есть в архиве. Есть ли что-то по Миллсу? «Возможно, их уничтожили», «мы ничего не узнаем». И т.д.

Вторым важным пунктом занудства является логика. В технике НЛП есть такая демонстрация. Ведущий показывает аудитории белый платок и спрашивает: «Какого цвета платок?» Зал отвечает: «Белый!» Ведущий тут же спрашивает: «Что пьёт корова?» Зал, не отрывая взгляд от платка, вопиёт: «Молоко!»

Если вы не поняли, еще раз перечитайте абзац, у интровертов с развитым воображением даже сам текст вызывает аналогичный эффект.

Изложение книги построено по сходной технологии. Приводится достаточно много интересного фактического материала, истинность которого подтверждена и потому сомнений не вызывает. Но между строк постоянно читаем: «Ну, мы же вам с самого начала говорили, что есть три закона». Действительно, как можно усомниться в правдивости «мы же вам говорили», если окружающий контекст истинный? Платок белый, значит корова пьёт молоко.

Для научной книги такой подход к изложению может вызвать лишь раздражение рецензентов и отказ от сотрудничества, потому что работа считается недоделанной. Более того, в основном содержании не следует писать «я считаю» или «мы думаем, что». Типовое содержание научного труда максимально обезличено: «Известно что… (ссылка на источники), появились новые факты... (ссылка), поэтому... (логический вывод)». Скучно? Да, сухо и непонятно для широкого круга. Поэтому в научно-популярной литературе используют красочные описания практического применения новых знаний, включая перспективные («открывает дорогу к звездам и лечению гриппа»).

Далее, Д. И. Менделееву приписывается высказывание: «Наука начинается тогда, когда начинаются измерения». В тексте встречается формула власть-ресурсы-власть+, призванная показать, что через ресурсы власть можно увеличить или усилить. Но вопрос, а в чем, собственно измеряется власть остается открытым. Соответственно, как можно утверждать, что просто власть больше, чем власть-плюс? Пока никак.

Более того, в отличие от ресурсов, которые растут, ввиду отсутствия оценок невозможно то же самое сказать о власти. Может быть её сумма постоянна? Помните шутку «объем разума на Земле постоянный, а население растет»? В таком случае власть-плюс это всегда чья то власть-минус, а сам процесс может быть сведен к игре с нулевой суммой.

Наконец, любая теория имеет свой предмет. Авторы выбрали таковым власть, точнее Власть. Но станет ли термин понятнее от наличия заглавной буквы? Если теория не возникла на девственно пустом месте (что сразу вызывает обоснованные подозрения), то у предшественников должно быть накоплено немало расшифровок смыслов, скрытых за термином «власть». С обзора таких смыслов, указания их недостатков и предложения нового, вмещающего в себя все… нет не так: ВСЕ предыдущие полагается начинать научное изложение новой теории. Если не получается, значит, надо сосредоточиться на одном из уже известных предметов и рыть в этом направлении.

Отсутствие четких рамок и определений предмета выводит любую теорию за пределы наук, в лучшем случае, в область философии. Например, химия, пытающаяся заниматься изменением природы элементарных веществ (область ядерной физики), уходит в алхимию и поиски философского камня.

Определив предмет, его рамки, авторы быстро пришли бы к пониманию, что теорию власти интересует не рассадка конкретных персон в Политбюро, но общие модели организации власти. «Гитлеры приходят и уходят, а Германия остается», как утверждал практик власти товарищ Сталин. Писать о существующих кланах и группировках — дело журналистов. Ученые работают на более абстрактном уровне и поэтому опасности для сильных мира сего не представляют.

На мой взгляд, наиболее интересный смысл власти — кибернетический. Власть, как синтез трех непрерывных процессов в любой социально-экономической системе, триада: контроля (владения), связей (отношений, коммуникаций) и собственно управления. Например, контроль делает право собственности частным случаем. Управление делится на стратегическое и тактическое, оба контура могут быть отделены от контроля и делегированы. Отношения позволяют не привязываться к персонализированным феодальным или олигархическим схемам, а перейти к привычным иерархическим и децентрализованным.

Некоторые шаги авторы в этом направлении делали, например «Власть — это позиция, занимаемая человеком в системе коммуникаций...» (стр.34). Во второй половине книги тратится много сил и энергии на объяснение появления феномена собственности, хотя и без отсылки на классическую работу Энгельса. Читателю постоянно напоминают, что управление — не власть. Как видите, кибернетика отнюдь не «продажная девка империализма», но глубокий водоем, где все озвученные идеи лежат на поверхности. Впрочем, это уже тема не рецензий, а исследований на много лет вперед.

А мы пока пройдемся по тексту.

Люди, которые концентрируются на власти, забросив управление, сначала теряют управление, а потом и власть.

(с) мой

Смыслы и мифы

В предисловии значатся три мифа, которые авторы успешно разоблачают. Прием достаточно распространенный: приписать что-то оппоненту, потом с успехом его разоблачить. В блогосфере таким образом легко провоцируется тысяча первая битва джиннов с ифритами. Нужно ли использовать этот прием в книге, не заявленной быть полемической?

«Власть не дают, власть берут...» Кто же так говорит и при каких обстоятельствах? Например, В. И. Матвиенко: «Соблюдайте демократические, прописанные в законодательстве процедуры и — welcome! Власть не дают, ее берут. Но сперва докажите народу, что вы достойны быть во власти». Получается, что авторы «разоблачили» целого председателя Совета Федерации РФ? Или, все-таки, бывают моменты, когда власть надо взять, возможно упавшую из чьих-то рук?

«Политика — грязное дело». Но мы же говорим о власти, а не о публичной политике, которая, с кибернетических позиций, отражение части коммуникаций в общедоступном информационном поле. Разве власть — грязное дело или публичная политика — синоним власти? И всегда ли политика грязна? Платон, фундаментальный труд «Государство» которого ни разу не упомянут в книге, вряд ли согласился бы с этим.

«У них там все схвачено». У кого у них? Что именно схвачено? Универсальная фраза, более пригодная для рыночных торговцев, чем для членов Совета Безопасности РФ. Потому что у первых ситуация более стабильная и предсказуемая. Собственно, в советском народе эта фраза укрепилась именно по отношению к работникам сферы снабжения. Значит, реальная власть у них?

На стр.28 в качестве примера упоминается «группа Круглого стола», по мнению авторов «сыгравшая едва ли не решающую роль во всей мировой истории первой половины XX века» и «фактически реорганизовала старую Британскую империю в современное Содружество наций». Можно ли назвать влиятельной деятельность организации, во время существования которой мир прошел через две глобальные войны, Британия потеряла свои колонии, а конфигурация приобрела двуполярный характер? Дискуссии в блогосфере подтверждают, что можно объяснить всё: «Все шло по плану, а второй полюс — британская криптоколония». Каков же будет вывод, если подойти к вопросу с научной точки зрения? Было бы интересно.

На стр.51 рассматривается дело Стива Джобса. «Возможно ли, чтобы человек, занимающий столь высокое положение, вдруг оказался полностью отстраненным от дел и вынужден был реализовывать свои идеи на стороне?» Положительный ответ на этот вопрос используется как очередной доказательный аргумент. Но занимал ли в действительности Джобс «столь высокое положение»? Оказывается, нет. К 1985 году Джобс являлся:

  1. «Основателем Apple». Это символический титул, за 9 лет много воды утекло.
  2. «Создателем культового персонального компьютера Macintosh». Да, являлся, но 9 лет назад, причем не основным создателем.
  3. «Харизматическим «публичным лицом» компании». Нематериальный актив, который не удалось превратить в прибыль при выпуске новой модели Мака.
  4. «А кроме того еще и ее крупнейшим акционером». Это неверно, у Джобса не было даже блокирующего пакета акций, не говоря уже о контрольном.
  5. «Председателем совета директоров». При отсутствии значимого пакета акций, должность, в лучшем случае, арбитра конфликтов, в худшем — свадебного генерала.

Таким образом, Джобс ввязался в борьбу за власть, не имея достаточных для того ресурсов и закономерно потерпел фиаско. «24 мая 1985 года решением Джона Скалли Стив Джобс был окончательно отстранен от должности руководителя подразделения Macintosh».

Много внимания уделено работам Дугласа Норта, прежде всего книге «Насилие и социальные порядки», написанной в соавторстве. Тогда как его капитальный труд «Институты, институциональные изменения и функционирование экономики», за который Норт получил Нобелевку, остается в тени. К сожалению, выводы Норта авторы однозначно трактуют в свою пользу, «книга Норта, Уоллис и Вайнгаста дает окончательный (и полностью согласующийся с нашей теорией Власти) ответ на вопрос о причинах экономического роста в одних государствах и экономической стагнации в других» (стр.344). Между тем сам Норт с соавторами пишет в заключении нечто иное.

«...видимая независимость экономических и политических систем – фикция, не имеющая ничего общего с реальностью. На самом деле эти системы переплетены самым тесным образом. Мы подчеркиваем важность куда более тесно интегрированной политической экономии. При этом мы отнюдь не первые, кто призывает к подобной интеграции**» (Норт, 2011)

По приводимым в книге цитатам Норт выходит чуть ли не неолуддитом, отрицающим прогресс. В чем же дело, ведь, казалось бы, достаточно вспомнить Англию «до и после» паровой машины? Но на деле Норт и компания всего лишь в очередной раз признают, что одного технического прогресса мало. Новые гипотезы не рушат прежние теории, но вмещают их. Но мы ведь и сами со школьной скамьи знаем, что изобретение пороха в Китае, в среде «ценителей стратегем», ни к чему не привело.

В перевод на более простой язык, ученые отдают должное эпохе обособленного изучения экономики, давшей немало открытий, но призывают вернуться к истокам политэкономии, чтобы изучать обе сферы комплексно.

Кстати, Норт в выводах куда более конкретен, чем Миллс. Однако он прекрасно дожил до своих 95 лет. Правда, всему найдется конспирологическое объяснение. Например, «тогда не так либеральничали».

На протяжении всей книги авторы используют феодальную терминологию «суверенов» и «вассалов». Такой подход не только ограничен ярлыком средневековой истории (а как было в Риме?), но и навязывает типовые модели «вассал моего вассала — не мой вассал», работавшие в весьма специфичных условиях сословного общества и землевладения, как главного ресурса власти. Авторы также утверждают (без ссылок), что в децентрализованной системе (олигархии) вассальная система существует на более низких уровнях. По своим наблюдениям европейской жизни я, скорее, утверждал бы обратное: децентрализованная система порождает саму себя. Модель «совета заинтересованных лиц» (стейкхолдеров) и «временных союзов» спускается до самых низов. Этим неплохо объясняется, например, проблема многих русских предпринимателей 1990-х годов, не вписавшихся в местную бизнес-среду. Дело не в языковом барьере, а в культуре ведения дел, поиске привычных «решальщиков вопросов». Иерархическая система, с детства запечатленная в голове, порождает на всех уровнях себе подобную.

Заменив «суверенов» и «вассалов» на ЛПР (лиц, принимающих решения, они же VIP), можно было бы получить более абстрактный инструмент описания властных структур.

Если феодальная модель является основой теории, да еще и с постоянными отсылками к советской номенклатуре, то просто необходимо вспомнить Д. А. Гранина. В его романе «Картина» (1979 год) момент приглашения «стать вассалом», точнее, первым заместителем ЛПР уровня руководителя области запечатлен на полотне.

— Фантазер ты, — сказал Уваров. — Вот уж не ожидал. Хорошо, что у тебя это сочетается с делом. Втихаря, значит, вынашивал свою голубую мечту. Правильно. Но знаешь, не для тебя этот вариант. На культуре, на туризме не выдвинешься. Не ведущая это линия. Слава, может, и будет, а движения не будет, — голос у него был мягкий, говорил он с паузами, но прерывать его никто бы не рискнул. — Поэт... В молодости стихи писал? Признайся - писал. Неизбежно... А не кажется ли тебе, что слишком много развелось у нас поэтов? И художников. Пишут, пишут, ничем другим не занимаются, а кормить их надо. Требуют корму. Между прочим, за народный счет, поскольку не окупают себя. Убыточны. Сто художников на наш город. Зачем? Свои областные поэты. У нас и лучших московских читать не успевают. Каменев расплодил, как будто в этом культура. Как же, - сто художников - показатель! А людей дела - не хватает, — вены на висках его взбухли, вокруг глаз сморщилось, состарилось. — От чего мы больше всего теряем? Мне говорят: пьянство, воровство, халтура. Не это главное. Главное - не хватает деловых людей. Мешают им. Не верят... Сбиваем друг друга с толку показателями. Работаем плохо, а показатели хорошие. Как мы плохо работаем! Разучились работать. Не можем ничего сделать, не переделывая. Дорожники, я ж их за руку схватил - битум экономят! Вчера был у глуховцев. Кофточки выпускают - срам! Покупатели жалуются. Собрал, стыдить начал. Обижаются. У нас на предприятии передовики, маяки... Передовики есть, а кофточку надеть нельзя. Не решаемся людям в лицо сказать - лентяи, халтурщики, за что деньги получаете! — Он каменно бил ребром ладони по столу, в глаза ему было невозможно смотреть. — У нас хнычут: хозяина нет. В Америке, думаешь, хозяина кто-нибудь видел? Я в отеле спрашивал. Какой хозяин? У них хозяин - компания, сто отелей, безличность. Но у них деловые люди командуют. Культ дела! Непрерывно подсчитывают - выгодно-невыгодно. А мы расчетливых людей презираем. Меня один писака компьютером назвал. Заклеймил, — откуда-то в руках Уварова появилась маленькая коробка компьютера, пальцы побежали по кнопкам, загорелись цифры красного неона. — Да, я компьютер! Ну и что! Чем это плохо? Если бы люди работали, как этот компьютер - четко, честно, надежно, - думаешь, плохо бы было? В машину человек вкладывает свою мечту о совершенстве, согласен? Нет, ты согласен? - властно потребовал Уваров, перегибаясь к Лосеву через стол, в движении его были какое-то беспокойство и неуверенность.

Лосев вдруг подумал, что Уваров одинок. Подумал так потому, что и сам последнее время испытывал одиночество, друзья-приятели куда-то исчезали - одни из самолюбия требовали, чтобы он звонил первый, проявлял знаки внимания, он забывал, они обижались, другие начинали его эксплуатировать, чего-то просить, устраивать через него. Постепенно он становился одинок. Одиночество освобождало, приносило независимость.

— ...Зато художников разводим, дармоедов, захребетников! Здоровые мужики с карандашиками сидят, а на стройках людей нет…

— При чем тут художники? — не выдержал Лосев. — Это вы зря.

Уваров ничего не ответил, пробарабанил пальцами по столу, сбившиеся его короткие рыжеватые волосы улеглись сами собою, воротничок рубашки выпрямился, разгладился, обычное высокомерное выражение вернулось к нему, отделив его от Лосева, от всего, о чем они говорили. Мягким, ровным голосом он сообщил, что хочет взять Лосева к себе, заместителем, первым замом.

Кроме художественной «Картины», написанной во времена, когда писатель был обязан изучать предмет, а не фантазировать, перу Д.Гранина принадлежит тяжелое интервью с А.Н.Косыгиным («Запретная глава»), пролежавшее «в столе» до излёта перестройки, до 1989-го.

В процитированном коротком фрагменте талантливого художника выражена добрая половина содержания «Лестницы»: одиночество людей во власти, ненормированный рабочий день, тяжкий труд поиска верных людей, непривычность обезличенной западной системы.

Но есть и еще одно. Тесная связь экономики с системой власти.

Несмотря на явный призыв Д. Норта и соавторов к политэкономии, в «Лестнице» экономике отводится роль «марксистской проститутки» (я немного утрирую) и вторичного инструмента власти. Смысл такой постановки становится понятен только к концу книги: в трактовке вторичности экономики крах СССР и так называемого «Красного проекта» можно объяснить исключительно ошибками власти, якобы упустившей контроль и переключившейся на управление. Ставшие с течением времени (и прогресса) неэффективными производственные отношения и распределение продукта тут как бы ни при чем...

Такая позиция приводит к нестыковкам и даже к ошибкам в исходных данных.

Например, на стр.347 приходится утверждать, что «СССР еще рос, хотя и все замедляющимися темпами, а экономика США все 70-е годы фактически падала». Разумеется, экономика США все 1970-е годы росла.

На той же странице упоминаются две неудачные попытки экономических реформ в СССР (Хрущев и Косыгин), но никаких выводов о причинах этих неудач не делается, кроме «дальше произошло то, что никакая экономика объяснить не может». То есть в стране проводятся экономические реформы, потому что они назрели по объективным причинам. Реформы провалены. Экономика работает по-старому. Но «никаких объяснений» надвигающемуся системному кризису, кроме внешних (читай, враги виноваты): политики разрядки, Хельсинкского договора и позволившего продержаться еще добрый десяток лет нефтяного пира.

В отсылках к научно-исследовательской деятельности указано, что «в России внутренняя свобода всегда была выше, особенно в период СССР, когда все больше смотрели на результат, который показывает работник, а не на то, о чем он думает» (стр.351). Понимаю и разделяю любовь авторов к нашей ушедшей в историю Родине, но если дело обстояло именно так, то почему почти все цитируемые источники исследований — западные, точнее, американские? Нет ли здесь прямого противоречия?

Опыт близких мне людей в 1970-е годы, к сожалению, рисует совсем иную картинку: пьющие лабораторный спирт научные сотрудники одного из крупнейших в стране прикладных институтов, «сгоревшие» после нескольких лет от выпуска из вуза, упершиеся в невостребованность результатов их работы.

Авторы также не упускают случая выразить негативное отношение к становлению РФ в 1990-х годах, делая упор на государственном подходе нынешнего главаря самой крупной властной группировки.

Однако, при всех претензиях к Б.Н.Ельцину, бывший первый секретарь обкома и член Политбюро ЦК не зря ездил в США в конце 1980-х. Ельцин понял суть американского устройства власти и пытался 10 лет его строить в РФ. Мы двигались неверными шагами, но в правильном направлении. «Я переменчивый, зато последовательный!» — утверждала кукла Президента в давно позабытой политсатирической программе НТВ. Отсюда назначенная молодая олигархия, призванная переродиться в реальную, выстроенная система сдержек и противовесов и, как следствие, наличие системной оппозиции и СМИ, дающих разные картинки реальности. Однако преемник, после столкновения с набирающей самостоятельность олигархией в 2003 году, резво свернул на привычный путь сборки пулемета иерархических конструкций из подручных средств. Про «равноудаление олигархов» многие уже забыли, но в этом была суть трансформации.

Вместо заключения

В качестве шутливой нераскрытой темы я бы предложил рассмотреть еще и культуру влияния употребления спиртных напитков на структуру системы власти. Действительно, водку пьют по команде, сидя за одним столом. В крайнем случае — в небольшой группе, но тоже по команде, подкрепляя проговоренные смыслы. В странах потребления вина предусматривают проговаривание смыслов, переходящих от одной группы собравшихся на вечеринке гостей к другой. Специалист по информатике скажет, что во втором случае информационный канал представляет собой общую шину без арбитра, тогда как в первом — жестко модерируемый ведущим протокол. Прямой связи с централизацией власти здесь нет, вспомним придворные балы короля-Солнце.

Выражаю признательность авторам, давшим пищу для размышлений и переработавших не только практический опыт, но и массу теоретической информации.

Сергей Тарасов, декабрь 2016